- Ты не создана для Эдема, но как бы мне хотелось... - Мне плевать, - резко оборвала Улита, - Плевать на то, чего бы тебе хотелось. Правда - такая вещь, которая вроде как и нужна, а вроде бы и ранит так, как ничто другое. Боль от его слов переросла сначала в гнев, а потом в беспомощность. На что она расчитывала с самого начала? Что ей вручат крылышки, поцелуют в лобик и отправят летать по Эдему? Улита не была наивной и понимала, что когда-нибудь он уйдет. Туда, наверх. Но "когда-нибудь" отодвигалось в далекий ящик, с легкой надеждой хозяйки, что такого не случится вообще. - Улита, - тихо спросил он, - ты любишь меня? Сотни язвительных замечаний крутились на языке, но ни одно не сорвалось. Что-то во взгляде Эссиорха заставило её промолчать. Между ними пропасть, которую они сознательно не замечали все это время. Ведьма и Хранитель. Какой тут союз? И когда Улита была практически готова ответить так, чтобы расстаться со взаимной болью, что-то в его глазах дрогнуло, будто он предвидел развитие событий. Дрогнуло и сломалось. И тогда она наплевала на принципы. Какая разница, кто сделает это шаг? - Люблю, люблю, люблю... - шептала она, целуя его лицо. И когда расстояние между ними изчезло? И когда Эссиорх прижал её к себе так крепко, как мог, Улита поняла, что Прозрачные Сферы остались где-то позади. Остались с позорным счетом. Но эта мысль принесла не злорадство, а только лишь облегчение. Он останется с ней. Эссиорх не говорил "люблю". Слова врут. А нежные и горячие объятия никогда.
Лично автору кажется, что это бред, и совсем не то, чего хотел заказчик. К тому же это дебют автора в данном сообщества, поэтому не ешьте меня, я невкусная. 722 слова. читать дальшеЗа окном тихо падает снег, ложась на белые горбато-мягкие сугробы. Снежинки иногда прилипают к стеклу, за которым виднеется залитая желтым теплым светом кухня, яркая сине-красная блестящая клеенка и высокий мужчина в кожаной куртке. Несмотря на подростковый стиль одежды и молодое тело в его глазах мудрость прожитых тысячелетий, а губы складываются в улыбку настолько грустную, что только лишенный всякой чуткости человек назовет его плоским… Человеком. Те, кто чуткостью наделен, будут правы: это хранитель из Прозрачных Сфер, о которых никто ничего не знает, и доказательством тому служат серебряные крылышки у него на шее. - Когда настанут холода, - негромко проговорил Эссиорх, прислонившись к подоконнику и проводя грубыми, пахнущими краской и металлом пальцами по стеклу. Взгляд привычно скользнул вниз... Да, теперь опускать взгляд вниз, ища знакомые фигуры, было привычкой, а когда-то ею было поднимать взгляд вверх и чертить по небу контуры созвездий, которые люди откроют еще очень нескоро. Послушные глаза точно световым лучом выхватили из полумрака, рассеиваемого только тусклыми желтыми фонарями, знакомую грузную (только не вздумайте ей об этом сказать! Поверьте, на Южном Полюсе холодно, очень холодно, особенно если в одних тапочках с зайцами и трусах с солнышками. Корнелием доказано), но двигающуюся со своеобразной грацией фигуру. Улита идет, ежась от холода и, опуская наземь пакеты, поднимая воротник светло-серой куртки. – Все промолчат, - добавляет Эссиорх, слегка улыбнувшись и уже быстро включая электрический чайник и мчась в прихожую за курткой. Он бы, конечно, и так выскочил, прямиком из окна, но возиться потом с этим глупым телом себе дороже. – Никто не скажет, - хранитель открывает дверь в квартиру, - что с холодами не в ладах, - и уже мчится по ступенькам, перепрыгивая через одну. Когда-то он также мчался по облакам, но теперь из его походки исчезла та дивная легкость, присущая светлым стражам. Теперь он даже теряет равновесие и хватается за стенку, едва не скатившись с лестницы маковкой вперед, но все-таки остается на ногах, и, выпрямившись, открывает дверь подъезда. Под ногами хрустит отчаянно-звонкий лед, и Эссорх спешит навстречу Улите. Она переселилась-таки из резиденции мрака сюда, и это благотворно повлияло на женщину, но… Но Эссорху, честное слово, уже осточертело слышать: «как Арей говорит…», «мне б сюда Тухломона для успокоения нервов!»… Она даже Мефодия, периодически появляющегося у Эссиорха вместе с его подопечной, стала называть синьором-помидором! Сразу видно, скучает по шефу и по всей резиденции мрака в принципе. Но Эссиорх ее не пускает, взял с ведьмы честное слово, скрепленное соответствующей руной, что не пойдет туда. Иначе все усилия хранителя полетят Лигулу под хвост (а по словам Улиты оный у горбуна имеется всенепременно). - Ты не создана для Эдема, - с нежностью глядя на приближающуюся Улиту и все больше ускоряя шаг, почти срываясь на бег, думает Эссиорх. – А как бы хотелось… А потом он вспоминает, как ведьма крушила люстры, когда он снова наступил на те же грабли и назвал ее оскверненной мраком. Вспомнил, как она до белого каления доводит непутевого гонца. Как кричит и колотит кулаками Эссиорху в грудь, приревновав его к какой-нибудь девушке, которой хранитель просто помог донести сумку до дома. Как ест шоколад по ночам и выбрасывает мусорное ведро, набитое фантиками, прямо в окно. Как плачет в подушку, и от ее слез Эссиорху хочется то ли убить их причину (правда, из-за этих мыслей хранитель потом очень раскаивается), то ли самому расплакаться, а у правительства какой-нибудь провинции в Северной Корее возникает острое, прямо-таки непреодолимое желание спешно вызвать бригаду строителей для местной достопримечательности, дерева, высотой в двадцать пять метров, а также для городка, к ней прилагающейся. Как закрывает Эссиорху глаза руками и шепчет на ухо всякие непристойности, от которых рисование становится решительно невозможным. И как кричит из ванной на утро после таких вечеров, проведенных за «рисованием», чтобы Эссиорх принес ей тушь, а также веревку, и мыло, так как она поправилась. Вместо веревки и мыла, когда Эссиорх приходит, каким-то чудом оказывается отбойный молоток, которым она с воплями «получи, фашист, гранату» колотит зеркало, а потом с детской физиономией и забавно приоткрытым ртом красит глаза... – Что-то я сомневаюсь, - слабо улыбаясь думает Эссиорх. – Что она подходит Эдему… Вернее, что он ей подходит, - поправляется он, и, за секунду до того, как крепко обнять уставшую и замерзшую ведьму, срывает с шеи крылышки. – Да и я ему не подхожу… Уже. - Милый, что у нас на ужин? Корнелий под сладким соусом? - Нет, курица, - смеется уже не хранитель. - А как ты отличил? – Хлопает глазами ведьма и со смехом нагружает Эссиорха пакетами. Они ему кажутся совсем-совсем легкими.
- Ты не создана для Эдема, но как бы мне хотелось...
- Мне плевать, - резко оборвала Улита, - Плевать на то, чего бы тебе хотелось.
Правда - такая вещь, которая вроде как и нужна, а вроде бы и ранит так, как ничто другое. Боль от его слов переросла сначала в гнев, а потом в беспомощность. На что она расчитывала с самого начала? Что ей вручат крылышки, поцелуют в лобик и отправят летать по Эдему? Улита не была наивной и понимала, что когда-нибудь он уйдет. Туда, наверх. Но "когда-нибудь" отодвигалось в далекий ящик, с легкой надеждой хозяйки, что такого не случится вообще.
- Улита, - тихо спросил он, - ты любишь меня?
Сотни язвительных замечаний крутились на языке, но ни одно не сорвалось. Что-то во взгляде Эссиорха заставило её промолчать.
Между ними пропасть, которую они сознательно не замечали все это время. Ведьма и Хранитель. Какой тут союз?
И когда Улита была практически готова ответить так, чтобы расстаться со взаимной болью, что-то в его глазах дрогнуло, будто он предвидел развитие событий. Дрогнуло и сломалось. И тогда она наплевала на принципы. Какая разница, кто сделает это шаг?
- Люблю, люблю, люблю... - шептала она, целуя его лицо. И когда расстояние между ними изчезло?
И когда Эссиорх прижал её к себе так крепко, как мог, Улита поняла, что Прозрачные Сферы остались где-то позади. Остались с позорным счетом. Но эта мысль принесла не злорадство, а только лишь облегчение. Он останется с ней.
Эссиорх не говорил "люблю". Слова врут. А нежные и горячие объятия никогда.
Не заказчик)
Откроетесь?
читать дальше
не з
Автор.