- Странно, что еще никто не заметил, - тихо говорит Ванька, сосредоточенно царапая ногтем жирное пятно на собственых шортах. От пятна несет крепким запахом рыбьей чешуи - с Ягуном поведешься, еще не в такой дряни перемажешься. Он сидит на краешке кровати Ягуна, низко опустив вихрастую голову и как-то болезненно втянув её в плечи, спина слегка сутулая - как есть раненый воробей, озябший, с цепкими лапками и встрепанными перьями, с тонкими косточками, длинными, полыми. С невыразимой тоской, обреченной загнанностью в глазах, во всем, в движениях. - Чего это они не заметили? - Ягун широко улыбается, совершенно беспечно, затем подвигается к краю кровати, на которой они сидят, свешивает ноги и принимается беззаботно ими болтать в воздухе. Ноги у него длинные, потому неприятно царапают пол при каждом движении. - Ванька, ты чего тут умираешь, а, будто бледная немочь? - он хлопает друга по плечу, не обращая внимания, что тот едва заметно дергается от этого жеста. - Так ты тоже не заметил, - грустно улыбается тот. - Эй, ты мне, конечно, друг, но будешь такой туман напускать - я лучше уж с Гуней дружить пойду, тот прост, как табуретка, и ясен, словно божий день. - Ты никогда не запутывался в собственном отношении к человеку? - Ванька упорно глядит вниз, с тупым упрямством следит за мельтешением ног беспокойного внука Ягге. - Ох, темнишь ты, - вздыхает тот. - Если опять с Танькой все бегаете, разобраться не можете - я лезть не собираюсь, - сухо, немного даже как-то зло продолжает он. - Да нет, - поднимает на него, наконец, взгляд второй и глядит на него глазами раненой лани. - Все куда сложнее, - тихо сообщает он и молча ждет вердикта. Ягун с трудом сглатывает - ему хочется попятиться. Он жаждет всеобщего признания, но до смерти, как оказалось, боится, когда на него начинают смотреть... так. Это очень, очень страшно - боязно разрушить все, разочаровать человека, оказаться во много раз хуже того, каким тебя представляют. - О, - наконец выдавливает он. Все его разухабистое красноречие забилось куда-то и перестало подавать признаки жизни. - А, - умно сообщает он наконец. - Ч-черт, - глухо стонет он, пряча лицо в ладонях и упираясь локтями в собственные коленки. От джинсов пахнет майонезом. - Угум, - невесело поддерживает Ванька, принимая похожую позу. - Что будем делать? - Может, списать все на проклятье? Или на переходный возраст? - А может, - Ванька запинается и удушливо краснеет, не отнимая ладоней от пылающих щек, - может, не будем списывать все раньше времени? По крайней мере, со счетов? Ягун невесело отмечает про себя каламбур, но сейчас его куда больше занимает проблема чего-то необъяснимого, вновь всколыхнувшегося в душе. Еще полгода назад он поймал себя на странной мысли, что понимает, почему Танька выбрала этого встрепанного. Поймал, да не понял. Или слишком хорошо понял. Молчание начинает затягиваться, воздух в комнате - будто густеть. - Слушай... - А давай... - не выдерживают они оба одновременно, поворачиваясь друг к другу, и замолкают на полуслове. Воздух уже практически начинает звенеть. - А давай подумаем об этом завтра? - негромко предлагает Ягун и склоняется к Ваньке через разделяющее их расстояние.
Умение грамотно писать - как искусство кунг-фу: истинные мастера не используют его без необходимости
Не заказчики ни разу, но автор правда молодец. Прочитали с удовольствием. Очень непростая пара, кстати. Если честно, сами про них едва ли смогли бы написать. Спасибо)
- Странно, что еще никто не заметил, - тихо говорит Ванька, сосредоточенно царапая ногтем жирное пятно на собственых шортах. От пятна несет крепким запахом рыбьей чешуи - с Ягуном поведешься, еще не в такой дряни перемажешься.
Он сидит на краешке кровати Ягуна, низко опустив вихрастую голову и как-то болезненно втянув её в плечи, спина слегка сутулая - как есть раненый воробей, озябший, с цепкими лапками и встрепанными перьями, с тонкими косточками, длинными, полыми. С невыразимой тоской, обреченной загнанностью в глазах, во всем, в движениях.
- Чего это они не заметили? - Ягун широко улыбается, совершенно беспечно, затем подвигается к краю кровати, на которой они сидят, свешивает ноги и принимается беззаботно ими болтать в воздухе. Ноги у него длинные, потому неприятно царапают пол при каждом движении. - Ванька, ты чего тут умираешь, а, будто бледная немочь? - он хлопает друга по плечу, не обращая внимания, что тот едва заметно дергается от этого жеста.
- Так ты тоже не заметил, - грустно улыбается тот.
- Эй, ты мне, конечно, друг, но будешь такой туман напускать - я лучше уж с Гуней дружить пойду, тот прост, как табуретка, и ясен, словно божий день.
- Ты никогда не запутывался в собственном отношении к человеку? - Ванька упорно глядит вниз, с тупым упрямством следит за мельтешением ног беспокойного внука Ягге.
- Ох, темнишь ты, - вздыхает тот. - Если опять с Танькой все бегаете, разобраться не можете - я лезть не собираюсь, - сухо, немного даже как-то зло продолжает он.
- Да нет, - поднимает на него, наконец, взгляд второй и глядит на него глазами раненой лани. - Все куда сложнее, - тихо сообщает он и молча ждет вердикта.
Ягун с трудом сглатывает - ему хочется попятиться. Он жаждет всеобщего признания, но до смерти, как оказалось, боится, когда на него начинают смотреть... так. Это очень, очень страшно - боязно разрушить все, разочаровать человека, оказаться во много раз хуже того, каким тебя представляют.
- О, - наконец выдавливает он. Все его разухабистое красноречие забилось куда-то и перестало подавать признаки жизни. - А, - умно сообщает он наконец. - Ч-черт, - глухо стонет он, пряча лицо в ладонях и упираясь локтями в собственные коленки. От джинсов пахнет майонезом.
- Угум, - невесело поддерживает Ванька, принимая похожую позу. - Что будем делать?
- Может, списать все на проклятье? Или на переходный возраст?
- А может, - Ванька запинается и удушливо краснеет, не отнимая ладоней от пылающих щек, - может, не будем списывать все раньше времени? По крайней мере, со счетов?
Ягун невесело отмечает про себя каламбур, но сейчас его куда больше занимает проблема чего-то необъяснимого, вновь всколыхнувшегося в душе. Еще полгода назад он поймал себя на странной мысли, что понимает, почему Танька выбрала этого встрепанного. Поймал, да не понял. Или слишком хорошо понял.
Молчание начинает затягиваться, воздух в комнате - будто густеть.
- Слушай...
- А давай... - не выдерживают они оба одновременно, поворачиваясь друг к другу, и замолкают на полуслове. Воздух уже практически начинает звенеть.
- А давай подумаем об этом завтра? - негромко предлагает Ягун и склоняется к Ваньке через разделяющее их расстояние.
Спасибо)
Не заказчик.
А.